№48 Сегодня я чувствую себя так, как будто бы гора свалилась с моих плеч. Счастье было так неожиданно! Но не стыдно ли радоваться смерти бедной тетки только потому, что она оставила наследство, дающее мне возможность бросить службу и вполне отдаться моему любимому занятию. Теперь я свободен, я художник! Мне захотелось уйти куда-нибудь подальше от людей и от Петер- бурга; я взял краски и отправился на взморье. Вода, небо, сверкаю- щий вдапи на солнце город, синие леса, окаймляющие берега зали- ва, верхушки мачт на кронштадтском рейде, десятки пролетавших мимо меня пароходов и кораблей — все показалось мне в новом све- те. Все это мое, все это я могу схватить, и бросить на полотно, и поставить перед изумленною силою искусства толпою. Правда, не следовало бы продавать шкуру еще не убитого медведя; ведь пока я — еще не бог знает какой великий художник... Лодка быстро разрезала гладь воды. Лодочник, рослый, здоро- вый и красивый парень в красной рубахе, без устали работал весла- ми, то нагибаясь вперед, то откидываясь назад. Солнце закатывалосьи так эффектно играло на его загорелом лице, что мне захотелось набросать его. — Перестань грести, посиди минутку смирно, я тебя напишу, — сказал я. Он бросил весла. — Ты сядь так, будто весла заносишь. Он взялся за весла, взмахнул ими, как птица крыльями, и так и замер в прекрасной позе. Я быстро набросал карандашом контур. С каким-то особенным радостным чувством я смешивал краски. Лодочник скоро начал уставать: его удалое выражение лииа сме- нилось скучным, он стал зевать, складки рубахи совсем пропали. Конечно, я не стал читать ему лекции о значении искусства, а только сказал, что за эти картины платят хорошие деньги. Лодочник был совершенно удовлетворен и больше не разговаривал. Этюд вы- шел прекрасный (очень красивы эти горячие тона освещенного захо- дящим солнцем кумача), и я возвратился домой совершенно счаст- ливым.