№76 Некто Ивлев ехал однажды в начале июля в дальний край своего уезда. Тройку лошадей, мелких, но справных, с густыми гривами, нанял он на деревне, у богатого мужика. Правил ими сын этого мужика, малый лет восемнадцати, тупой, хозяйственный. Он все о чем-то недовольно думал, был как будто чем-то обижен. И, убе- дившись, что с ним не разговоришься, Ивлев отдался спокойной н абл юдате л ьн ости. Ехать сначала было приятно: теплый день, хорошо накатанная дорога; с хлебов, простиравшихся на сколько глаз хватит, дул слад- кий ветер, нес цветочную пыль, местами дымил ею, и вдали от нее было даже туманно. Иатев поглядел кругом: погода поскучнела, со всех сторон натя- нуло туч и уже накрапывало — эти скромные деньки всегда оканчи- ваются окладными дождями. Старик, пахавший возле деревни, ска- зал, что дома одна молодая графиня, но все-таки заехали. Ивлев сидел в темнеющей от дождя гостиной, болтая с графи- ней, и ожидал чая. Графиня все сводила разговоры на любовь и И 5между прочим рассказывала про своего соседа, помещика Хвощинс- кого, который, как знал Ивлев еще с детства, всю жизнь был поме- шан на любви к своей горничной Лушке, умершей в ранней молодо- сти. «Ах, эта легендарная Лушка, — заметил Ивлев шутливо, слег- ка конфузясь своего признания. — Оттого, что этот чудак боготворил ее, всю жизнь посвятил сумасшедшим мечтам о ней, я в молодости был почти влюблен в нее, воображал, думал о ней, Бог знает что, хотя она, говорят, совсем нехороша была собой». — «Да?» — сказала графиня не слушая. Наконец босая девка с необыкновенной осторожностью подала на старом серебряном подносе крепкого чая и корзиночку с печень- ем, засиженным мухами. Когда поехали дальше, дождь разошелся уже по-настоящему. Ме- ста становились все беднее и глуше. Кончился рубеж, лошади пошли шагом и спустились в какие-то еще не кошенные луга. Объехали ка- кую-то старую плотину, потонувшую в крапиве, и давно высохший пруд — глубокую яму, заросшую бурьяном. На плотине, среди кра- пивы, мелкими бледно-розовыми цветочками цвел большой старый куст, то милое деревцо, которое зовут «Божьим деревом». На бугре, куда вела оловянная от дождевой воды дорога, на мес- те леса, среди мокрой, гниющей щепы и листвы, среди пней и молодой поросли, горько и свежо пахнущей, одиноко стояла изба. Ни души не было кругом, — только овсянки, сидя под дождем, звенели на весь редкий лес, поднимавшийся за избою, но, когда тройка, шлепая по грязи, поравнялась с ее порогом, откуда-то выр- валась целая орава громадных собак, черных, шоколадных, и с яро- стным лаем залаяла вокруг лошадей. В то же время неожиданно небо раскололось от оглушительного удара грома, и лошади понесли вскачь среди замелькавших перед глазами осиновых стволов...