№64 Я ушел далеко за город. По краям дороги, за развесистыми вет- лами, волновалась рожь, и тихо трещали перепела; звезды тепли- лись в голубом небе. В такие ночи, как эта, мой разум замолкает, и мне начинает казаться, что у природы есть своя единая жизнь, тайная и неулови- мая; что за изменяющимися звуками и красками стоит какая-то веч- ная, неизменная и до отчаяния непонятная красота. Я чувствую — эта красота недоступна мне, я не способен воспринять ее во всей целости. И то немногое, что она мне дает, заставляет только му- читься по остальному. Справа, над светлым морем ржи, темнел вековой сад барской усадьбы. Над рожью слышалось как будто чье-то широкое, сдержан- ное дыхание; в темной дали чудилась то песня, то всплеск воды, то слабый стон. Теплый воздух тихо струился, звезды мигали, как жи- вые. Все дышало глубоким спокойствием, каждый колебавшийся 02колосок, каждый звук как будто чувствовал себя на месте, и только я стоял перед этой ночью, одинокий и чуждый всему. Меня потянуло в темную чащу лип. Из людей я там никого не встречу: это усадьба старухи помещицы Ярцевой, и с нею живет только ее сын-студент. Он застенчив и молчалив, но ему редко при- ходится сидеть дома. Говорят, он замечательно играет на скрипке, и его московский учитель-профессор сулит ему великую будущность. Я прошел по меже к саду, перебрался через заросшую крапивою канаву и покосившийся плетень. В траве, за стволами лип, слы- шался смутный шорох и движения. И тут везде была какая-то тай- ная и своя, особая жизнь. Усталый, с накипавшим в душе глухим раздражением, я присел на скамейку. Вдруг где-то недалеко за мной раздались звуки настраи- ваемой скрипки. Я с удивлением оглянулся: за кустами акаций бе- лел небольшой флигель, и звуки неслись из его раскрытых настежь, неосвещенных окон. Значит, молодой Ярцев дома... Музыкант стал играть. Я поднялся, чтобы уйти: грубым оскорблением окружающе- му казались мне эти искусственные человеческие звуки. Странная это была музыка, и сразу чувствовалась импровиза- ция. Но что это была за импровизация! Звуки лились робко, неуве- ренно. Они словно искали чего-то, словно силились выразить что- то. Не самою мелодией приковывали они к себе, — ее, в строгом смысле, даже и не было, — а именно этим томлением по чему-то другому, что невольно ждалось впереди. Вот-вот, казалось, будет схвачена тема. Но проходила минута, и струны начинали звенеть сдерживаемыми рыданиями: намек остался непонятым. С новым и странным чувством я огляделся вокруг. Та же ночь стояла передо мною в своей прежней загадочной красоте. Но я смот- рел на нее уже другими глазами: все окружавшее было для меня теперь лишь прекрасным, беззвучным аккомпанементом к тем бо- ровшимся, страдающим звукам.