№ 12 Сбоку дороги — могильный курган. На обветренной ветрами вер- шине его скорбно шуршат голые ветви прошлогодней полыни, по скатам, от самой вершины до подошвы, стелются пучки желтого пушистого ковыля. Безрадостно тусклые, выцветшие от солнца и непогоды, они простирают над древней, выветрившейся почвой свои волокнистые ветви, даже весною, среди ликующего цветения раз- нотравья, выглядят старчески-уныло, и только под осень блещут и переливаются гордой изморозной белизной. И лишь осенью кажет- ся, что величаво приосанившийся курган караулит степь, весь оде- тый в серебряную чешуйчатую кольчугу. Летом, вечерними зорями, на вершину его слетает из подобла- чья степной беркут. Шумя крыльями, он упадет на курган, неуклю- же ступнет два раза и станет чистить изогнутым клювом коричневый веер вытянутого крыла, а потом застынет, откинув голову и устре- мив в вечно синее небо янтарный, окольцованный черным ободком глаз. Как камень-самородок, недвижный и изжелта-бурый, беркут отдохнет перед вечерней ловлей и снова оторвется от земли. До заката солнца еще не раз серая тень его царственных крыльев перечеркнет степь. Куда унесут его знобящие осенние ветры? В голубые предгорья Кавказа? В Персию ли? Зимой же, когда могильный курган — в горностаевой мантии сне- га, каждый день в голубино-сизых предрассветных сумерках выходит на вершину его старый лис. Он стоит долго, мертво, словно изва- янный из желто-пламенного мрамора, стоит, опустив на лиловый снег рыжий хвост, вытянув навстречу ветру заостренную, с дымной черниной у пасти, морду. В этот момент только его агатовый влаж- ный нос живет, ловя жадно развернутыми, трепещущими ноздря- ми запах снега, и неугасимую горечь убитой морозами полыни, и веселый душок конского помета, и несказанно волнующий, еле ощу- тимый аромат куропатиного выводка. Стоит курган на гребне в восьми верстах от Гремячего Лога, из- давна зовут его Смертным, а старинное предание поясняет, что под курганом когда-то, в старину, умер раненый казак, быть может тот самый, о котором в старинной песне поется.